Остров невезения Штефан Кэги (Rimini Protokoll) сделал документальный спектакль про Тайвань — и на один вечер открыл в Берлине посольство этой непризнанной страны

Текст: Алексей Мунипов

Небольшая страна под боком у гигантского злобного соседа, одержимого прошлым и собственным величием. Их истории давно и прочно переплетены, но это имеет значение только для старшего поколения, младшее хотело бы просто жить своей жизнью и никогда больше не слышать разговоров про один — разделенный — народ. Сосед больше, сильнее и умеет давить. Эту страну он считает своей частью, признать ее независимость он не готов. Мир сочувствует жертвам, но от разговоров про войну устал.

Или так: Давид против Голиафа, модерн против Средневековья. На клочке земли с нуля выстроена мощная экономика, здравоохранение и, что особенно заметно, IT-индустрия. Здесь самые светлые головы, и это демократическая страна. Но враждебное окружение съест этот клочок свободы и не подавится — если не вмешается Америка, главный союзник. Она по-прежнему готова посылать на помощь военные корабли, но у нее своя игра и свои интересы в регионе. Сколько это может продолжаться?

Штефан Кэги (Rimini Protokoll) сделал спектакль «Dies ist keine Botschaft» про Тайвань, от злободневности которого многим захочется вцепиться ногтями в ручки театрального кресла. Разумеется, все аналогии — в глазах смотрящего, сам спектакль оперирует только самыми иллюстративными и рассчитанными строго на немецкую аудиторию («представьте, что ФРГ не дает ГДР выступать под своим флагом и даже названием на Олимпиаде»). Достаточно и просто сухого описания этого абсурдистского карнавала: на свете существует два Китая — Китайская Республика (Тайвань) и Китайская Народная Республика (Китай). Каждая считает себя единственно возможной, а соседа — временной аномалией. Каждая строит «прекрасный Китай будущего», сохраняя прекрасный Китай прошлого (Тайвань заодно продвигает идею, что великое китайское наследие не принадлежит Китаю). Но эта история шире одного регионального конфликта, она сама собой рифмуется с другими конфликтами и войнами — и теми, что были и есть, и теми, что еще только назревают.

Представьте, что на свете есть остров, жители которого создали экономику, входящую в топ-20. Но эта страна не представлена в ООН и ВОЗ, ее правительству запрещено ездить в Европу с официальными визитами, она почти никем не признана, а ее посольства есть только в 12 странах мира, преимущественно карликовых (и лишь одной европейской — в Ватикане). И она не может даже подписать декларацию независимости: результатом будет война. Представьте, что мы откроем посольство этой страны в Германии — на один вечер, на сцене Berliner Festspiele, притворное и одновременно подлинное, то есть истинно театральное. Какой нужен реквизит? Флаг? Гимн? Как оно может выглядеть? Что мы будем там делать? Какую цену придется за это заплатить?

В начале спектакля на сцене нет ничего, только три участника, которые на протяжении двух часов строят этот воображаемый вигвам из фотографий, рассказов и гэгов. Тайваньский отставной дипломат, всю жизнь проработавший там, где это было возможно (то есть в местах типа Белиза); наследница империи бабл-ти, бросившая все ради карьеры перкуссионистки в Европе; и диджитал-евангелистка, добившаяся, в частности, того, чтобы у Тайваня был *.tw — свой префикс для сайтов, как у других нормальных стран (вдохновлялась она успехом Косово — у них свой префикс был, а у Тайваня не было). У каждого — богатый опыт публичных выступлений, но никогда — от своего имени; на этот раз они начинают со слов «вот почему я здесь» и говорят исключительно за себя, пересобирая историю Тайваня при помощи воспоминаний и семейных снимков. 

Театр — это машина притворства, камуфляжа и удачно рассказанных историй, глобальная политика — тоже, объединить их на сцене кажется идеей и логичной, и беспроигрышной. Вероятно, поэтому Rimini Protokoll так часто ею пользуются — выводя на сцену экс-дипломатов в «Schwarzenbergplatz» (Вена), политиков и климатологов в «World Climate Conference» (Гамбург), экспертов из Афганистана и Сомали в «Security Conference» (Цюрих), даже делая сценическую реконструкцию саммита в Давосе (Мюнхен). Это всегда очень бережное и одновременно анатомически точное представление, находящееся где-то между бизнес-презентацией и игрой в «Шляпу». Для него не обязательны профессиональные актеры: «обычный» человек имеет не меньше прав на выступление со сцены и справится не хуже. Политики и наемники — тоже люди, а прием «когда я был маленький, у меня тоже была бабушка» работает безупречно.

К тому же создатели Rimini Protokoll всегда имеют в виду и зрителей. На спектаклях непременно наступает момент, когда приходится отказаться от роли пассивного наблюдателя и вступить в игру — проголосовать, подсчитать, прикинуть в уме — и задуматься о том, какой эффект и какая цена у твоего действия. Разгоряченные рассказами тайваньцев, зрители Berliner Festspiele готовы открыть посольство прямо здесь и сейчас. А вы были в Китае (ползала поднимает руку)? Готовы к тому, что вас больше туда никогда не пустят? К тому, что айфон в вашей руке — это ваш последний айфон? Что ваша одежда made in China вздорожает втрое, если мы победим? Готовы поддержать нас деньгами? Оружием? Вы готовы к войне?

Schön уже рассказывал историю Rimini Protokoll — одной из самых интересных берлинских театральных компаний. Обязательно прочитайте этот текст.

Вежливо и цепко улыбаясь, герои выбираются в зал и, размахивая айфоном, захватывают гостей врасплох. Зрители обнаруживают себя на экране в роли министров и капиталистов — Анналены Бербок, главы «Фольксвагена» — и нервно смеются, понимая, что они и правда на секунду оказались в посольстве Тайваня в Германии, пусть даже и созданное лишь на один вечер могучей силой театра — то есть там, где им оказываться нельзя ни при каких условиях, — и должны слушать шутки про Китай, не до конца понимая, как далеко готовы зайти создатели спектакля. «Тайваня нет в ВОЗ, так что наша статистика по ковиду вам не пригодилась. Ладно, до встречи на следующей пандемии!» (главе крупной биотех-компании). «Можете ничего не говорить: у вас там Институт Конфуция китайцы открыли, вы ж бледнеете от слова „Тибет“» (главе берлинского Свободного университета). Посольство, может, и выдуманное, но вся фактура в этой мизансцене подлинная, и на секунду в прореху шутовства и неловкости начинает сквозить холодный ветер реальности. 

Но самое сильное переживание, которое может дать спектакль читателям этой рецензии, — чувство нахождения в очень сильном и очень заряженном эмоциональном поле конфликта, который не имеет к тебе никакого отношения. Тогда как вокруг во множестве сидят те, кому он попадает в самое сердце, — те, кто подпевает звучащему со сцены гимну Тайваня и ностальгическим поп-песням и смеется шуткам до того, как появится перевод. Когда на сцене начинают гадать «Сохранится ли Тайвань через 10 лет» и выпадает ответ «нет», они ахают так, что екает сердце. В общем, вокруг сидит очень, очень много тайваньцев — и, говоря так, я сразу оказываюсь в роли того прекраснодушного наблюдателя, который пытается принять сторону всего хорошего против всего плохого, ни в чем толком не разбираясь.

Потому что с чего я вдруг решил, что это тайваньцы? Я что, могу отличить их от китайцев? Не говоря о том, чтобы отличить их взгляды и определить позицию. Может быть, это, наоборот, бежавшие от диктатуры жители Китая, поддерживающие Тайвань? Или давно живущие здесь китайцы, желающие, чтобы Тайвань стал провинцией КНР и все успокоилось? Они подпевают искренне? Иронически? По привычке, как чему-то далекому и едва узнаваемому («той песне, что пела им мать»)? Кому тут досталась роль хороших парней, понятно, но достаточно ли потратить два часа на очень хороший спектакль, чтобы самому стать хорошим?

Точки, из которой все видно и все понятно, в этом спектакле нет, а когда эта табуретка вдруг находится, ее из-под тебя аккуратно выбивают. Три влюбленных в Тайвань тайваньца вдруг начинают говорить диаметрально противоположные вещи, а в момент чужих проникновенных монологов вытаскивают табличку «я не согласен». Отставной дипломат начинает нести подозрительные (и подозрительно знакомые) тексты про великий Китай от Синьцзяна до Сингапура, сомневаться в том, что Тайваню вообще нужна независимость, ругать Америку и воспевать Чан Кайши; он кричит Байдену, что тот хочет устроить на месте Тайваня новый Вьетнам, и требует немедленно остановить поставки оружия; когда он выкатывает колонку и поет срывающимся голосом патриотические песни, девушка-музыкант поднимает табличку «No comment» и всем телом изображает то, что принято называть неприятным словом «кринж». Дипломат, очевидно, звучит как тайваньский «ватник», но как я могу быть в этом уверен? Я вчитываю в его тексты то, что мне привычно, и не замечаю того, о чем не имею ни малейшего представления — те детали и тот контекст, без которых невозможно ничего понять. Но кто написал эти тексты? Он сам? Он повторяет то, чему его научили родители? Школа? Чан Кайши? Или это работа Штефана Кэги, блестящего европейского драматурга, который просто знает, как должен быть устроен хороший текст: ему нужен конфликт, а где конфликт, там и катарсис, а значит, скоро финал и мы все пойдем в бар? 

Эти слепые бои обветшавших идеологических конструкций очень напоминают еще один недавний спектакль, «Музей неучтенных голосов» Марины Давыдовой, где переругиваются стенды в воображаемом музее постсоветского пространства. Все они говорят чужими голосами, и легко различить, когда общественное переходит в личное — это тот момент, когда начинаешь сопереживать героям. Спектакль Давыдовой заканчивается яростным частным монологом, и точно так же — разговором про людей, а не про страны и институции — заканчивается и спектакль Кэги. «Мы не откроем в Германии посольство, — говорят герои в финале. — Но вы уносите его с собой. Наше посольство — это вы». После спектакля они переходят в фойе и долго говорят со всеми желающими.

Человеку нужен человек.