Страннее, чем в раю Музыканты — о том, как они начинают новую жизнь в Берлине

Берлин — один из главных музыкальных хабов на планете. Здесь большая и невероятно живая сцена, и считается, что для переехавших музыкантов здесь много возможностей. Но и сложностей: как найти новую аудиторию и новых соратников? Что играть и где? Что берлинской публике заходит, а что — точно нет? Андрей Ганкин, музыкант, звукоинженер и продюсер с 20-летним стажем, сооснователь студии DTH, опросил коллег и описал, каково это — начинать все заново.

После 24 февраля 2022 года многие российские музыканты были вынуждены покинуть свою страну. Немалое их число оказалось в Берлине, и я среди них. За два года здесь я присоединился к двум берлинским группам, создал пару новых с другими российскими релокантами, выпустил несколько релизов и сыграл не один десяток концертов в Германии, Швеции, Франции и Нидерландах. Еще я понял как устроена местная андерграундная сцена и познакомился с большим количеством талантливых артистов, которые заново начали свою карьеру в Берлине. Вместе мы попробовали разобраться, каково это.

Переезд

Я переехал сразу после полномасштабного вторжения: за две недели закончил все свои рабочие дела и отдал любимого кота бывшей жене. Помимо соображений совести и безопасности, в моем решении был и прагматизм. Мне всегда хотелось выйти на «глобальную сцену». Пандемия и война привели к отмене прямых рейсов, цены на авиабилеты взлетели, а визы стало получать очень сложно — для большинства независимых исполнителей мир оказался закрыт. Для концертных промоутеров это и вовсе стало катастрофой. Вот что думает об этом Виталий Зимин (далее — Веталь), музыкант, промоутер и основатель промогрупп Stop The Silence! и Crunch Tapes: «На моей деятельности очень сильно сказалась пандемия. Были перенесены десятки запланированных и оплаченных мероприятий. После начала войны они и вовсе отменились. В сентябре 2022-го началась мобилизация, и сомнений по поводу переезда не осталось».

У Сары, инди-артистки и основательницы группы angelic milk, были причины беспокоиться за свою безопасность: «Стало понятно, что гайки будут закручиваться во всех сферах, возьмите хотя бы безумный закон о запрете ЛГБТ+. Я еще подростком осознала себя как человек „нетрадиционной ориентации“, а сейчас идентифицирую себя как пансексуалку. В общем, я уехала не раздумывая».

Композитор, виолончелист-перформер и основатель лаборатории документальной музыки, Алина Ануфриенко еще до начала войны предполагала, что ей придется уехать из России. Алина — небинарная персона, и еще подростком, живя в Омске, не скрывала своей принадлежности к ЛГБТ+. В 2017-м она занялась политическим активизмом, участвуя в перформансах против применения пыток в отношении политзаключенных, а с 2020-го вместе с журналистами «Новой газеты» начала создавать подкаст «Продолжение следует». Но даже получив польскую гуманитарную визу, она до последнего не хотела покидать Россию. Только явные предупреждения коллег по «Новой» заставили ее уехать. Сейчас ей кажется, что она сделала это в последний момент. 

Барабанщица и преподавательница ударных Аня Гелюк, игравшая в Mad Pilot, ГШ, Masala Quartet, Boodoo и множестве других московских коллективов, тоже не сразу решилась уехать: «Но стало понятно, что люди боятся выходить на улицу. ОМОНа на митингах было больше, чем протестующих. Стремительно меняющееся законодательство дало понять, что этот кризис надолго. Я не могла играть концерты в Москве, в то время как украинцев лишают дома. После месяцев метаний я все-таки переехала». 

Берлин

Не все наши герои изначально стремились именно в Берлин. Сам я сперва оказался в Израиле, Сара — в Стамбуле, Алина — в Польше. Мы едва ли планировали там задерживаться: музыкантам важна среда, контекст. Были и другие причины. Алина: «Я не рассматривала Польшу как место для жизни: гомофобия, запрет на аборты… Приехала в Берлин, где я никого не знала и написала известному композитору Сергею Невскому. А он неожиданно предложил пожить у него, выдохнуть и осмотреться. Оказалось, что лучше места, чтобы жить и заниматься искусством, просто нет».

Виталий попал в Берлин случайно. После объявления мобилизации цены на перелеты взлетели до небес, и всю ночь он провел в поисках хоть какого-то доступного перелета. В 6 утра, отчаявшись найти что-то подходящее, он решил последний раз перед сном перезагрузить сайт: «Это был единственный дешевый рейс. Видимо, кто-то купил его еще до войны и сдал под утро, а авиакомпания не успела изменить цену. Сейчас я понимаю, что все сложилось как нельзя лучше».

Аня сперва оказалась в Баварии, но выбрала Берлин осознанно. «Здесь музыкантам живется раздольнее: масса грантов на искусство, мероприятий, музыкантов. Для меня сейчас это самый комфортный город. После полугода в Баварии я поступила на учебу в джазовый институт в Берлине».

С кем играть? 

Найти, с кем играть в Берлине, у меня получилось довольно быстро. Знакомых музыкантов у меня в Берлине не было, поэтому я решил поискать их онлайн. Я разместил объявление в Musicians in Berlin (этот паблик в Facebook — один из главных локальных ресурсов для музыкантов) и внезапно оказался завален предложениями и демозаписями. Списался с ребятами, чья демка особенно мне понравилась, и уже через полтора месяца мы сыграли наш первый концерт в Швеции, на маленьком локальном фестивале под Гетеборгом. Название группы, Yetin, мы придумали буквально за день до выступления. Спустя пару месяцев я, к собственному удивлению, прошел прослушивание на роль вокалиста в группу Erai, играющую эмо старой школы. А осенью 2022-го в Берлин стали массово приезжать друзья и знакомые. С Сашей Розетом, арт-директором клуба «Солянка» и организатором легендарных вечеринок «Дисциплина», мы создали электронный проект Call The Boy, а с моим старым другом Сергеем Якобсоном и другим героем этого текста Веталем — нойз-рок-группу Berliner Lvft. 

Артистов в Берлине действительно много, возможность найти партнеров по творчеству есть всегда. Так считает и Алина: «Приехав сюда, я поняла, что ключ к успеху, а в моем случае и к выживанию, — это нетворкинг, коллаборации и как можно больше качественных выступлений. Я познакомилась с Аглаей и Сашей, создателями Playtronica Berlin, и стала частью их музыкальной команды — совместно с ними мы сделали Лабораторию для подростков и молодежи „IMAGINE HOW“. Участвую в очень важном проекте — променаде Ады Мухиной „Exile Promenade“. Благодаря ему я не умерла с голода, а также поработала с Berliner Festspiele и получила свой первый большой опыт работы в европейском проекте.

А еще здесь я дописала свое первое произведение „Resist and Love“ и исполнила его на фестивале ECLAT в Штутгарте».

Аня также активно занята в нескольких проектах: «Я на постоянной основе играю с тремя коллективами как сессионная барабанщица: русскоязычной рок-группой Pushkin Airplane, иранской певицей Faravaz и афро-кубинским джаз-бэндом Habana Berlin Express. Плюс я занимаюсь своим проектом Boodoo в стиле jazz rap: уже выпустила сингл „Graneniye Stakany“ и клип к нему, снятый в Берлине».

Веталь же, помимо Berliner Lvft, занимается своим сольным постпанк-проектом Pivnoy Cowboy, делает электронику в SCHiLLERKiDZ и помогает Саре и Юре в angelic milk. 

Сложности

Многие проблемы релокантов универсальны, от незнания языка до трудностей с поиском квартир. Но есть и свои особенности. Алина: «Оказалось, что я не умею говорить о себе даже на русском, не то что на немецком, а ведь нужно постоянно знакомиться и искать новые проекты. В РФ задача была другой — не пиздеть лишнего, особенно незнакомым». Аня: «Когда арендодатели узнают, что я музыкант-фрилансер, они часто не верят, что я смогу самостоятельно платить за квартиру». Сара: «После мобилизации Германия стала выдавать ВНЖ артистам, приехавшим сюда по туристической визе. Но к моменту, когда подошла моя очередь, эту практику приостановили и я осталась здесь в легальном, но странном статусе. Теперь, чтобы по-настоящему легализоваться, мне предстоят огромные усилия — ситуация неопределенности очень давит».

Для меня главной сложностью стало отсутствие аппаратуры. В большинстве местных клубов нет своей, и каждый раз, когда играешь концерт, остается надеяться, что необходимое оборудование будет у других выступающих на том же гиге музыкантов и они разрешат им воспользоваться. 

Как ни странно, в Берлине есть проблемы и с помещениями для репетиций. Публичных репточек с почасовой арендой в городе очень мало. Есть Pirate Studios, международная сеть репетиционных студий, но качество репетиционных комнат далеко от идеала. Большинство музыкантов снимают комнаты вскладчину на несколько групп и распределяют временные слоты. Мне понадобился год (!) занятия музыкой в Берлине, чтобы найти постоянное место. 

Это самая известная среди местных музыкантов локация — Berliner Rockhaus в Лихтенберге. Каждый этаж этого довольно уродливого здания, напоминающего советский НИИ, вмещает по несколько десятков репетиционных комнат и студий. По слухам, чтобы получить слот в такой комнате, многие ждут своей очереди месяцами. 

Студий звукозаписи в Берлине, напротив, много, но много и музыкантов. Спрос высокий, как и средняя стоимость их аренды. Полный цикл продакшена альбома вряд ли будет по карману небольшому независимому артисту — проще (но и дольше) строить собственную DIY-студию.

Не так уж просто найти и площадку для выступлений. С этим столкнулся Веталь: «Рынок перенасыщен, клубам приходит слишком много запросов, и они не успевают их все обрабатывать. Планируя свой первый ивент, я написал имейлы менеджменту пяти площадок, и лишь две из них дали хоть какой-то ответ. Мой знакомый, арт-директор одного из культовых берлинских баров, сказал, что они получают около 20 букинг-запросов в день. Забивать площадки надо очень сильно заранее. Если в Москве можно было делать это за месяц-два, то тут лучше закладывать 4–5 месяцев».

Впрочем, почти ничего в Берлине не происходит быстро, к этому приходится привыкать. Например, между предложением от лейбла и подтверждением даты релиза может пройти больше полугода. И еще полгода можно прождать, когда этот релиз наконец выйдет. Так что со временем учишься запасаться терпением, не впадать во фрустрацию и ждать — без этого навыка здесь никуда.

Особенности сцены

Одна из особенностей местной сцены — это ее разрозненность. Здесь нет какой-то глобальной тусовки. Андерграундные артисты в Москве или Питере были знакомы максимум через одно рукопожатие, в Берлине музыканты из двух групп, играющих в похожей стилистике, могут годами не подозревать о существовании друг друга. 

На самом деле это скорее плюс: больше возможностей для союзов и коллабораций. При этом нетворкинг — важнейший инструмент продвижения для новичка: представитель клуба или лейбла с легкостью проигнорирует ваш имейл, личное знакомство повышает шансы в разы. Это плохая новость для интровертов, хорошая же заключается в том, что большинство людей здесь дружелюбны и открыты к общению, никто не смотрит на новеньких свысока. Берлин — одна из столиц мирового музыкального бизнеса, и при небольшой доле везения свою музыку можно показать важным людям из индустрии. Это помогло Call The Boy получить предложение от значимого берлинского лейбла, а Berliner Lvft вошел в ростер крупного международного букинг-агентства. 

Открытость местных отмечает и Аня: «Здесь я сразу почувствовала себя нужной, важной, самоценной единицей. Если в России есть какой-то флер шовинизма, то в Берлине я ощущала только поддержку и интерес к себе как к личности. И чем ты при этом более особенный и ебанутый, тем лучше».

Толерантность и инклюзивность — не слова, а реальность берлинской культуры. Шанс тут есть у каждого, не меньше половины музыкантов и работников музыкальной индустрии в Берлине — эмигранты. Столкнуться с сексизмом или гомофобией тоже практически невозможно. «Я барабанщица, и в России я на своей шкуре ощущала дискриминацию: „Мы ищем мужчину“, „Нам удобнее турить с мужчинами“, — говорит Аня. — В Берлине меня ни разу не шеймили за гендер». 

Алина до переезда в Берлин вообще предпочитала скрывать свою идентичность: «У нас был большой квир-бабл, в котором мы чувствовали себя открыто и свободно, а за его пределами ты просто молча улыбаешься в ответ на стандартный вопрос „когда замуж-то?“».

Но главная и самая приятная особенность берлинской сцены для любого андерграундного артиста — искусство здесь ценится гораздо выше коммерческого успеха. Веталь: «Когда я получал ВНЖ, в миграционном центре мне прямо сказали: „Бизнесменов в Берлине хватает — мы за искусство. Если вы — про искусство, мы даем вам зеленый свет“. В России же все было больше про деньги, цифры. Забиваешь концерт в московском клубе, а тебя спрашивают: „А у вас публика пьющая? А сколько подписчиков в паблике „ВК“?“ Тут же на первом месте все-таки творческая составляющая». 

Аудитория

Как и локальная сцена, берлинская аудитория — яркая и разношерстная. Люди с удовольствием ходят на панк, джаз, радикальную экспериментальную музыку, интересуются неизвестными артистами и лишены снобизма. Почти все концерты, которые я играл в Берлине, проходили при полных залах. Если концерт хорошо разрекламирован, люди обязательно придут. А если речь о небольших концертах, то в рекламу необязательно даже сильно вкладываться: достаточно позвать друзей, те позовут своих, и зал будет заполнен. 

Берлинцы довольно сильно политизированы, социально-политический посыл ценится здешней аудиторией. В России даже панк-комьюнити было довольно политически аморфным. Здесь я чувствую себя среди своих.

В целом берлинскую аудиторию высоко оценивают все, с кем я общался. Сара: «Мне кажется, у местной аудитории превосходный вкус, народ здесь жадный до хорошей музыки, люди с большим удовольствием ходят на концерты».

Алина: «У людей тут есть искренний интерес к искусству, и им интересно пробовать разное. Человек может не быть знатоком экспериментальной музыки, и это не помешает ему получить удовольствие. Люди не боятся признаться, что чего-то не поняли, им несложно подойти и расспросить».

Деньги

Заработать на жизнь, занимаясь андерграундным искусством, сложно везде. Но в Берлине возможностей для этого гораздо больше, чем в России. 

Аня: «Я намного лучше себя чувствую. Свою музыку я еще здесь не представляла, но как сессионному музыканту мне здесь отлично».

Как везде, концерты — основной источник дохода для независимых артистов. Местная аудитория с уважением относится к труду музыкантов и готова платить. Вход на наш первый концерт с группой Yetin был вообще бесплатный, просто на входе стояла банка для донатов. После концерта мы достали оттуда почти 400 евро. Играя лайвы на регулярной основе, можно как минимум вывести группу на самоокупаемость. 

В теплое время года еще одним источником дохода может стать баскинг — уличные выступления. В городе есть несколько официальных спотов для баскинга, хотя многие музыканты не заморачиваются и играют где хотят. Для группы из нескольких человек такой вариант не работает: быстро сорваться с места, увидев полицию, не получится. Поэтому мы с Yetin пошли законным путем и выбрали главный официальный спот уличных музыкантов — Мауэрпарк. Каждое выступление (два сета по 40–50 минут) приносило нам до 250 евро и по 20–30 новых подписчиков в Instagram. 

Еще одним способом финансировать свое творчество могут стать государственные гранты на искусство — правда, для этого нужно научиться правильно подавать заявки. Пока никому из героев этого текста не довелось проверить на себе, как работает эта система.

Алина: «Эмигрантам из РФ гранты доступны так же, как и каждому другому, просто нам приходится осваивать много нового, учиться не только описывать проекты и себя, но и читать тонны документов и текстов, и очень часто на немецком. Признаюсь честно, я еще ни одного не получила».

И все же в России, в хаосе и неопределенности, убиваясь на работе до выгорания, я почти забыл, зачем занимаюсь музыкой. Берлин дал мне возможность выдохнуть и вспомнить удовольствие, которое приносит процесс создания музыки — чистый творческий акт без лишней рефлексии о том, достаточно ли это модно и как это будет продаваться. 

Аня: «Я стала свободнее себя выражать, почувствовала, что меня „достаточно“: то, что я умею, — ценно, то, чего я делать не хочу, — не нужно делать. И я не ощущаю „стеклянного потолка“».

Алина: «Раньше я постоянно искала, на что опереться. В Берлине я научилась опираться на саму себя».

Сара: «Я чувствую себя здесь более уверенной, даже несмотря на то, что в карьерном смысле переезд отбросил меня назад и здесь меня пока меньше знают, чем в России. Раньше, когда меня представляли музыкантом, я добавляла „kind of“, имея в виду, что до настоящего я недотягиваю. Сейчас появилось ощущение, что вполне себе дотягиваю».

Веталь: «Кардинально ничего не изменилось. Но я стал, например, задумываться о переходе на английский. Не потому, что я стесняюсь или стыжусь петь на русском для западной аудитории (даже наоборот: люди часто мне говорят, что им это более интересно). Просто я стал думать на английском. И даже иногда на немецком».