Тегель. Зал ожидания Репортаж из бывшего берлинского аэропорта, в котором живут 4 тысячи украинских беженцев
Берлинский законсервированный аэропорт Тегель — первый адрес для приезжающих в Германию украинских беженцев. Посторонним туда не проникнуть: все, что происходит в Тегеле, скрыто от глаз обычных горожан. Лишь иногда чрезвычайные события, например недавний пожар, при котором сгорел целый павильон на несколько сотен человек и чудом никто не погиб, оказываются в новостях. Тегель считается «лагерем временного содержания», но люди живут там годами: попасть в Тегель проще, чем выбраться из него.
Зинаиде Орловой удалось получить разрешение на пребывание и съемку в Тегеле. Сегодня мы публикуем текстовую версию ее репортажа, скоро на сайте Schön появится и фильм.
Герои репортажа говорили на украинском, русском и немецком языке. Все реплики приведены на русском.
— Если бы мы знали, что здесь [придется] так месяцами жить, мы бы никогда в жизни не приехали! Какой же это лагерь временного содержания, если некоторые живут больше года? Почему нам сразу не сказали, что вы здесь надолго? Мы бы тогда собрали вещи и уехали.
— Зачем так говорить? Есть плюсы и минусы. У меня сын заиграл на рояле, до этого не играл. Тут есть танцы, баскетбол, волейбол.
— Девушка, вы откуда?
— С Тернопольской области.
— Давайте не будем, девушка, Тернополь не бомбят. Что вы вообще здесь делаете? Вы приехали получить пособие!
— Что вы так кричите? Мы не хотели уезжать, у нас просто такая причина появилась. У меня сын, мы выехали до его восемнадцатилетия за три дня. А то бы его не выпустили. Что я буду делать с ним в Украине? Ни учиться толком, ни развиваться. У меня брат с самого начала воюет, я знаю, что это такое. Пускай сын посмотрит, как другие люди живут, он до того не был за границей. Мы планировали ему здесь работу найти, но нам попался один волонтер, сказал — ты молодой парень, учись, развивайся. Если пойдешь на работу, будет деградация, ты не захочешь учиться. А потом вернешься в Украину другим человеком.
— Да, я тоже здесь в теннис играла, но это все зачеркивается. У нас тут в пожаре лекарства сгорели, деньги сгорели, документы сгорели.
— У меня тоже все сгорело. Но нам же тут помогают. Немцы могли просто не принять.
— Не треба нас было звати. А зачем нам предлагали? Помощь, прием…
— Ну крыша над головой есть, есть дают. Люди пришли, живут на всем готовом, еще жалуются. Мы приехали на чужую землю. Могли поселить в казарме, поселить в хлеву на сене. А им дают теннис, баскетбол, музыку, людей, которые поддерживают. И в душ сколько хочешь ходи, и сколько хочешь стирайся. И это все бесплатно, и еще сверху деньги платят. А они жалуются и обсирают. Автобус 24/7 ездит, возит наших людей.
— Я не хочу на автобусе, я хочу выйти и пойти ногами, а меня не выпускают.
— Идите в мою хату в Украине жить, у меня хата пустая, идите! Нельзя только гнать на Тегель. Вы что, не понимаете, что это чужая земля? Мы тут гости. Нам помогают. Мы спалили Тегель, а получается, немцы виноваты.
— А вы уверены, что мы спалили?
— А что, немцы сами подпалили и теперь делают рекламу, чтобы их снимали? Вот тут видно, какие мы украинцы. У нас нет единства. Мы ругаемся на другую нацию. Нам сперва надо себя на место поставить. Не жарили бы в комнате картошку, не сгорел бы Тегель.
Пожар
Произошедший 12 марта в зоне А1 пожар, разрушивший временное жилье, в котором жили семьсот украинцев, вызвал бурю негодования и как будто выявил сразу все накопившиеся претензии беженцев. В зоне B для них организован так называемый «Бутик» — место, куда немцы, узнав о пожаре, стали приносить подержанные вещи. Но погорельцев это не утешило — представитель берлинского Управления по делам беженцев (Landesamt für Flüchtlinge) Саша Лангенбах не может спокойно пройти по территории лагеря. Беженцы ловят его на улице, чтобы пожаловаться не только на ущерб от пожара, но и на прочие трудности:
— Паспорта сгорели, лекарства сгорели, вещи сгорели. Мы оба заболели, здесь таблетку не выпросишь. Говорят, идите к домашнему доктору, а это для нас невозможно. Дали компенсацию 294 евро на двоих. Кормят отвратительно, все соленое. Честно говоря, издевательство.
— А что сказали соцработники? — спрашивает Лангенбах.
— Осел ходит по кругу. Вот и нас так водят по кругу — идите туда, туда, и ноль, аллес. Ничего не хотят делать.
— Давайте организуем встречу, с переводчиком, чтобы мы могли пообщаться, составить список, что у кого пропало.
— Назовите точное время! Я народ подыму. Я — бывший майор Вооруженных сил Украины!
— Подождите, мне сперва нужно это организовать.
— Ну вот, как всегда.
Пожар начался в зоне А1, пострадали также зоны A2 и A3. Из-за чего он начался, точно никто не знает. «Я не полиция, — комментирует Лангенбах. — Но мы точно знаем, что возгорание началось внутри, не снаружи».
«Дочка делала зарядку на полу, — рассказывает Любовь из Херсона. — А я лежала на кровати. И она мне говорит: «Мама, мы горим». Я не поверила, подумала, это на улице какое-то учение.
«Нет, мама, правда, дым идет!» Горела стена вверху в отсеке напротив нашего. Я по дороге схватила накидку, что у меня на кровати висела. Одела, выбежала, развернулась — а все, шалаша нет. Пожара как такового не было, все просто расплавилось. И был большой черный дым. Мы слышали четыре взрыва — говорят, это были газовые баллоны. И там, где они взрывались, было пламя. Поэтому мы, когда закончился пожар, говорим: пустите нас забрать свои вещи. Мы из Херсона привезли посуду Цептер, 70 лет гарантии — она не горит, пусть она будет черная от сажи, но я смогу ее забрать. Компьютер — системный блок можно забрать, там наша память, наша жизнь. Ключи от квартиры. Документы на ту несуществующую квартиру, которую разбомбили в Херсоне. Сейчас я не могу даже доказать, что у меня что-то там было. Они говорят — если вам не нравится, собирайте вещи и уезжайте. А вещей нет — какие вещи собирать?»
— Все бульдозером в кучу снесли, даже асфальт помыли, теперь ничего не докажешь.
— У ребенка была истерика, кто нам это компенсирует…
— У нас деньги сгорели в пожаре, все, что мы привезли с Украины. Пожар состоялся, техника безопас