Немецкий стыд Дмитрий Вачедин смотрит фильм к 80-летию Герхарда Шредера

Бывшему канцлеру Германии Герхарду Шредеру, который дружил с Владимиром Путиным, не отказался от этой дружбы после 24 февраля и разрушил свою репутацию, 7 апреля исполняется 80 лет. Съемочная группа телекомпании NDR полгода сопровождала самого спорного политика страны, наблюдая за тем, как от него открещиваются власти и отворачиваются старые друзья. Однако в то, что у него осталось (а у бывших канцлеров достаточно привилегий), Шредер вцепился мертвой хваткой. Получившийся фильм — редчайшее свидетельство о его жизни, пусть и на редкость скучное, но в Германии эту поэму о сбитом летчике все будут смотреть покадрово. Дмитрий Вачедин попробовал посмотреть его именно так.

Конец лета. 79-летний Герхард Шредер на микроавтобусе с берлинскими номерами подъезжает в гольф-клуб возле Ганновера, бодро здоровается со съемочной группой и вытаскивает из багажника набор клюшек. Он одет в черную рубашку поло и голубые джинсы, двигается неожиданно легко, прямо держит спину. Заметно, что ему важно показать репортерам, что слухи о его немощи и алкоголизме явно преувеличены. Тут же и его 53-летняя жена в желтой юбке и морковного цвета блузке — тоже возится с клюшками. Если он выглядит бодрым семидесятилетним стариком, то Со-Ён Шредер-Ким — совсем девочкой. 

«Экс-канцлеру Герхарду Шредеру исполняется 80. О нем много говорят в последнее время. А вот с ним говорят очень редко. У нас остались к нему вопросы», — говорит за кадром автор фильма, молодой журналист Лукас Штратман. Нам показывают, как Штратман задумчивой тенью ходит по полю то за Шредером, то за его женой, сразу задавая то ощущение одновременно скуки и неловкости, в котором зрителю предстоит провести ближайший час.

Наконец журналист догоняет экс-канцлера рядом с лункой. «Каково это — быть канцлером в отставке?» — спрашивает он. Шредер жалуется на споры и конфликты, которые возникают вокруг его имени, говорит, что его не понимают — на самом деле он всегда выступал против этой войны, но «никто не готов это слушать». Буквально в одной фразе Шредер говорит о несправедливых обвинениях, которые выдвинуты против него, и о том, что он продолжает работать на компании Nord Stream и Nord Stream 2. Кажется, что за это противоречие можно зацепиться, но Штратман этого не делает.

К восьмой минуте мы понимаем, что Штратман — тот еще интервьюер, а Шредер — никудышный игрок в гольф. Не похоже, чтобы игра доставляла ему большое удовольствие. Кажется, что его жена, переводчица с корейского (она еще до свадьбы со Шредером перевела на корейский громадную книгу его мемуаров), играет куда лучше.

Штратман тем временем портит Шредеру настроение, спрашивая его об изоляции, в которой тот находится: его собственная партия, Социал-демократическая партия Германии, не хочет иметь с ним ничего общего и пытается исключить из своих рядов (это до сих пор не получилось). Никакой изоляции нет, говорит Шредер, обычные партийцы на его стороне. Что до партийных лидеров, «на их месте я бы лучше подумал, как так получилось, что партия уступает в опросах „Альтернативе для Германии“».

Переговоры с Путиным

10 марта 2022 года в инстаграме жены Шредера появилась странная и мгновенно разошедшаяся по мировым СМИ фотография — она молится на фоне окна, выходящего на Красную площадь. Об этой фотографии спрашивает и автор фильма. Со-Ён отвечает (ее ответ явно заготовлен заранее и отрепетирован): как христианка и верная жена своего мужа, она могла только молиться в то время, пока ее муж говорил с российским президентом и убеждал его в необходимости заключить мир. Молиться — одно, публиковать фотографию в инстаграме — другое, но мы уже поняли, что Лукас Штратман — не мастер импровизации.

Сам Шредер в фильме говорит, что буквально через пару недель после начала полномасштабного вторжения к нему обратились представители Украины — с просьбой о посредничестве в прощупывании возможности мирных переговоров. Экс-канцлер этому не удивился: в конце концов, как он самодовольно замечает, каждый знает, что он в любой момент может связаться с Владимиром Путиным, и российский президент ему доверяет.

9 марта Шредер встречается в Стамбуле с Рустемом Умеровым (сегодня это министр обороны Украины). Жена Шредера тоже участвует во встрече — ведет протокол разговора. Она показывает его в камеру — это очень любопытный документ, об этом бы побольше, но он создателей фильма не интересует. Прямо из Стамбула Шредер летит в Москву — его забирает частный джет из России. Штратман спрашивает, не пришло ли Шредеру в голову хотя бы позвонить в Берлин и как-то скоординировать свои действия с властями своей страны. «Нет, мы все сделали сами», — отвечает Шредер. По его тону понятно: он никому ничего не должен — и тем более этим, в Берлине. На уточняющий вопрос Шредер отвечает, что если бы в ведомстве Шольца узнали бы о миссии, то кто-нибудь допустил бы утечку (по контексту — американцам) и это бы поставило ее под угрозу.

О встрече в Кремле с Путиным Шредер не рассказывает практически ничего — якобы он сказал ему, что считает войну исторической ошибкой. Репортер интересуется, спросил ли Шредер у Путина, почему тот вообще начал войну. «Мы же не в сказке, — смеется Шредер над наивностью молодого журналиста. — Вы хотите, чтобы я занимался морализаторством? На уровне таких переговоров все происходит не так».

Убедить Путина остановить войну Шредеру, даже если он пытался это сделать, не удалось.

Мужская дружба

Следует экскурс в историю мужской дружбы Путина и Шредера: они начали общаться в 2000 году — тогда оба казались молодыми современными лидерами, которые подшучивали над традицией Ельцина и Коля решать деловые вопросы в бане. В бане они, впрочем, оказались достаточно быстро, через несколько лет отпраздновав православное Рождество в Санкт-Петербурге с катанием на санях по снегу. А в 2014 году — уже после аннексии Крыма — оба празднуют в Санкт-Петербурге 70-летие Шредера.

Говоря о сегодняшней России, Шредер очевидно подставляется. «Нельзя спорить с тем, что в России свободные выборы», — говорит он. Штратман наконец включается и говорит, что спорить можно, во всяком случае за время правления Путина демократии в стране стало меньше.

«Ее не станет больше из-за того, что мы об этом говорим, — раздражается Шредер и накидывается на собеседника. — Вы думаете, что-то изменится к лучшему, если отношения между странами вообще прекратятся?» Репортер что-то мямлит в ответ.

Путешествие в Китай

Шредер, согласно условиям съемок, сам выбирает мероприятия, на которые он приглашает съемочную группу. Конечно, он зовет ее в трехдневную «деловую» поездку в Китай. В аэропорту Шредер сияет, напоминая всем, что обладает почетным титулом «старый друг китайского народа». Это недалеко от истины: немецко-китайские экономические отношения Шредер в бытность канцлером развивал с не меньшим пылом, чем немецко-российские.

Поездка оказывается приятной для самолюбия экс-канцлера, но по всему заметно, что его встречают именно как бывшего политика. В Уханьском университете ему вручают почетную докторскую степень, однако церемония производит впечатление проходной и необязательной. Совершенно комичным выглядит визит четы Шредер на завод, производящий съедобные тарелки для общепита. Супруги задумчиво грызут, видимо, не очень вкусные тарелки. Шредер авторитетно говорит, что не хватает соевого соуса. Директор завода щеголяет огромной медалью от властей Буркина-Фасо (предприятие много туда инвестирует); в целом кажется, что его уровень теперь — роль свадебного генерала.

Видно, что Шредеру приятно быть востребованным, пусть даже в таком контексте — и он не замечает, когда начинает выглядеть жалко. Этого, что даже более грустно, не замечает и автор фильма, на китайский вояж Шредера он смотрит как на большой успех.

Последние унижения

Две трети фильма прошло, и мы понимаем его механику. Шредеры появляются на каком-то мероприятии, и тут же из-под земли выползает Лукас Штратман и начинает портить им настроение, задавая, как правило, один острый вопрос типа: «Как вы относитесь к тому, что вас теперь никто не любит?» Сам Штратман, мягкий и симпатичный человек, при этом чувствует себя ужасно неловко, и эта неловкость передается зрителю — как испанский стыд. Шредер в ответ либо нервно смеется, утверждая, что его все любят, либо раздражается и (талантливо) язвит. Где-то рядом всегда находится его жена. Я только что посмотрел сериал «Сегун», и она напоминает мне жену самурая — готовая сама, случись что, вонзить во врага своего мужа меч. Скажем только, что, к удивлению Лукаса Штратмана, она вела независимую запись всех их разговоров — возможно, опасаясь, что слова Шредера исказят или вырвут из контекста.

Молодой журналист играет роль совести нации, постоянно напоминающей Шредеру о его границах (и о том, что он сегодня никто и звать его никак) — но даже с этой ролью он справляется не очень. Хотя бы потому, что слишком сильно стесняется.

3 октября, День немецкого единства, большой государственный праздник в Гамбурге — в Эльбской филармонии. Оставить Шредера без приглашения невозможно, но сажают его далеко от действующих политиков — туда, где его не видно в телевизионной трансляции. Шредер, которому не удалось пообщаться ни с кем из значительных персон, говорит, что ничего страшного — всех этих людей он и так видит каждый день в будничном режиме.

Следующее унижение. Ганновер, конец октября, 60 лет пребыванию Герхарда Шредера в Социал-демократической партии. Районная партийная ячейка обязана вручить ему почетную грамоту, подписанную лидерами партии. Отменить вручение невозможно, но его сделали настолько формальным, насколько возможно. Даже подписи партийных лидеров оставил вместо них компьютер. Получив свою (вполне бессмысленную) грамоту, Шредер выходит к журналистам и гордо разворачивает ее перед камерами: он победил скептиков. Его снова в этот момент жалко.

Когда предоставляется возможность задать вопрос, Штратман опять колет Шредера: его портрет убрали с официального сайта партии из галереи важных представителей. Шредер называет тех, кто удалил его с сайта, (буквально) жалкими и ничтожными личностями. Партия — больше, чем все эти люди, говорит он. После официальной части — частная вечеринка в любимом ресторанчике Шредера, среди гостей — политические пенсионеры (бывший министр внутренних дел Отто Шили, недавний кандидат в канцлеры Армин Лашет). Шредер произносит тост, он снова чувствует себя на коне.

Удовольствие

Последний съемочный день. Ганноверская церковь получает новые витражи — значительную сумму на их создание выделил Шредер. После полномасштабного вторжения церковь перевела весь взнос Шредера на поддержку Украине. Однако экс-канцлера все-таки зовут на торжественную церемонию презентации. Выступающая представительница церкви, в упор глядя на Шредера, говорит о Буче и диктаторе в Кремле. Однако неожиданно к микрофону выходит сам автор витражей (знаменитый художник Маркус Люпертц) и говорит, что первым делом хочет поблагодарить своего друга Герхарда, дружбой с которым гордится и без которого никаких витражей бы не было. Всем понятно, что главное событие сегодня в храме — явно не витражи. Все мысли только об одном человеке.

Штратман в последний раз не упускает случая испортить Шредеру настроение и спрашивает, можно ли сейчас, когда Шредер стал такой спорной фигурой, принимать его подарки и садиться с ним рядом на мероприятиях. Экс-канцлер отвечает, что всегда двигался вне мейнстрима и поэтому ему всегда было нелегко. «Я немножко другой, чем другие», — говорит Шредер.

Журналист хватается за эту мысль. Экс-канцлеру, который полгода на его глазах только и делал, что пытался остановить разрушение своей жизни, просто нравится всех раздражать. Он получает удовольствие, говорит Лукас Штратман. Фильм, который должен был стать одновременно и хроникой (заслуженного) кэнселинга, и неким признанием заслуг, неожиданно сворачивает в сторону сюжета о бунтаре и нонконформисте. Таков вымученный финал истории, оказавшейся явно не по зубам авторам.

Если вам нравится Schön, оставьте свой e-mail. Мы не обещаем писать часто, но точно будет интересно!