Идеальный парк Schön рассказывает, как устроен Гёрлицер-парк — самая известная точка продажи наркотиков в Берлине — и почему с ним ничего нельзя сделать.
Текст: Дмитрий Вачедин
В начале марта 2024 года берлинский сенат после полугода работы представил свой план по превращению Гёрлицер-парка, который называют «самым опасным местом Берлина», в безопасное пространство. По мнению городских властей, ситуацию улучшит строительство вокруг парка ограждений и калиток (чтобы не пускать посетителей ночью), а также установка сорока дополнительных фонарей и одного нового общественного туалета. Сейчас, как и все последние десятилетия, парк открыт круглосуточно, ночью практически не освещен и является самой известной в городе точкой свободной продажи наркотиков — если называть вещи своими именами.
Городские власти озаботились проблемой Гёрлицер-парка летом 2023 года, после того как там произошло групповое изнасилование. Недавно избранный мэр Берлина Кай Вегнер, пообещавший в ходе избирательной кампании восстановить порядок в городе, даже созвал в сентябре целый «саммит по безопасности», посвященный ситуации в парке. На нем он назвал Гёрлицер-парк символом «пренебрежения», где много лет старались «смотреть в другую сторону» и оправдывать вещи, которые не подлежат оправданию. «Это время прошло», — заключил Вегнер. На саммите и было решено сделать парк недоступным в ночное время.
Эта история могла на этом и закончиться — на забор и фонари уже выделено почти 2 миллиона евро, и логика подсказывает, что закрывающийся на ночь безлюдный парк может быть достаточно безопасным местом. Однако вокруг строительства забора ведется ожесточенная борьба. Все окрестные заведения обклеены стикерами с требованием оставить парк в нынешнем состоянии, онлайн-петиция с таким же требованием набрала 6500 голосов, а в конце февраля через Кройцберг прошла демонстрация противников забора, которая собрала до тысячи человек (в ней также принимал участие гигантский садовый гном).
Протесты поддерживают районные власти, которые, во-первых, саботируют строительство забора, а во-вторых, намереваются подать на городские власти в суд из-за этого решения. «Попытка сената лишить район права голоса, чтобы продавить строительство забора, игнорирует желания местных жителей и волю демократически избранного районного парламента», — говорит муниципальный депутат от «Зеленых» Паскаль Штрибель. То есть районные власти и местные активисты любой ценой пытаются остановить забор, фонари и туалет.
Но это далеко не единственная странность этого парка.
Самое опасное место в Берлине
Гёрлицер-парк возник в девяностые годы XX века на месте снесенного вокзала, с которого до 1951 года уходили поезда по направлению к Польше. В восьмидесятые, во время первой волны популярности низовых экологических движений, местные жители требовали засадить загрязненную вокзальную почву деревьями — тем более что зеленых пространств в западноберлинском Кройцберге тогда почти не было. В середине девяностых в парке в честь многочисленных турецких жителей района построили масштабный фонтан, изображавший каскады террасных ванн в турецком городе Памуккале. Построенный с технологическими нарушениями фонтан в первую же зиму получил такие повреждения, что его вынуждены были сразу же закрыть и обнести забором. Окончательно развалины Памуккале снесли только в 2009 году.
В центр наркоторговли парк превратился в начале нулевых, однако и в девяностые здесь (как и в целом в Берлине) было небезопасно: западноберлинские районы Кройцберг и Нойкёльн, жители которых теряли работу из-за закрытия заводов и опускались на социальное дно, стали ареной борьбы турецких и арабских молодежных группировок. За контроль над парком велась ожесточенная борьба. «Ночью ты должен быть уверен, что все, кого встретишь, тебя уважают: наркоманы, дилеры, арабские boys и, само собой, обычные люди. По территории надо передвигаться тяжелым, но плавным шагом, как это делает Махир, холерик с детским лицом, или худой тип, называющий себя „курдским киллером“ — он утверждает, что здесь ведется „война“», — писал в 1997 году журнал Der Spiegel в репортаже из ночного Гёрлицер-парка.
От года к году все большую роль в жизни парка играли наркотики — он был удачно расположен недалеко от основных центров техно-культуры в заброшенных индустриальных зданиях на берегах Шпрее, и сюда легко было заехать перед рейвом. Еще в 2012 году я показывал его своим родственникам из Петербурга как пример берлинской экзотики — свободная продажа наркотиков на виду у всех. Однако настоящей проблемой парк стал в 2015–2016 годах, когда в ходе миграционного кризиса в Берлине оказались тысячи африканцев, которые не смогли найти для себя иной работы. Тогда парк фактически был поделен между группировками африканских дилеров из разных стран и языковых групп, находящихся друг с другом в состоянии если не войны, то жесткой конкуренции.
Если в другой популярной точке берлинской наркоторговли — парке Хазенхайде в Нойкёльне — организованной преступности удалось установить относительный порядок и, главное, обеспечить безопасность обычных отдыхающих горожан, то в Гёрлицер-парке процветала анархия, обман покупателей и кровавые выяснения отношений. Это сопровождалось растущей популярностью парка у берлинских туристов — полтора километра между парком и одной из главных техно-зон Берлина RAW-Gelände стали, пожалуй, самым главным наркомаршрутом Германии.
В 2020 и 2021 годах из-за пандемии количество туристов в Берлине резко сократилось, а сами берлинцы все чаще стали заказывать наркотики по интернету. В Гёрлицер-парке резко упало количество дилеров (во время пандемии в парке одновременно находились около 60 дилеров, тогда как в предыдущие годы доходило до 200), и он на какое-то время стал похож на обычный парк — здесь даже снова стали гулять с детьми. После пандемии как дилеры, так и туристы вернулись в парк — к лету 2023 года торговля тут достигла допандемийных оборотов.
Местные жители вынуждены учитывать это соседство, составляя свои маршруты. «У меня есть свои правила, которым я следую, когда перемещаюсь по этому парку. Во-первых, если темно, то делаю это только на велосипеде. Меня там уже обокрали. Моих друзей тоже обокрали. Ночью там лучше не появляться, а если появился, то надо точно знать, куда и зачем ты идешь», — говорят Кай. Кай живут во временном общежитии, комнату в котором им предоставила квир-организация. Окна общежития выходят на Гёрлицер-парк.
Впрочем, если попросить рассказать подробности кражи, то оказывается, что это был обман при покупке наркотиков — вместо экстези дилеры часто, по словам Кая, приносят леденцы, а вместо марихуаны — какие-то сорняки. «Они — не зарегистрированные частники, мы не можем писать жалобы наркодилерам в парке, — философски замечают Кай. — Любая покупка в парке — лотерея. Можно лишиться всех денег и имущества, а можно выйти с наркотиками — если повезет, даже качественными. Но если дело происходит ночью, то выйти из парка живым — уже хорошо».
Рядом с точкой продажи наркотиков возникла экосистема из бездомных и людей с серьезной зависимостью — проходя вдоль ограды, видишь людей, которые вкалывают себе наркотики, а кусты по периметру демонстрируют следы постоянного проживания. Кай говорят, что проблемы парка уже вышли за его территорию и распространились на весь район. «Хаос вырывается наружу и потихоньку забирает все объекты, которые может захватить», — замечают Кай. Дилеры оккупировали подъезды жилых домов, а в подвале общежития, где живут Кай, по их словам, работает нелегальный притон. «Если полицейские проводят рейд в парке, значит, все окружающие районы становятся небезопасными», — говорят Кай.
Берлинская Африка
Гёрлицер-парк играет совершенно особенную роль в культуре выходцев из Африки — некоторые пересекающие Средиземное море беженцы целенаправленно едут прямиком сюда. По словам одного из работающих в парке социальных работников, «новенькие [новоприбывшие в Берлин беженцы] находят дорогу в парк быстрее, чем в любой супермаркет». Естественно, в Берлине полно дилеров других национальностей, в том числе и этнических немцев, однако они продают наркотики в других местах. Гёрлицер-парк, так сложилось в ходе передела зон влияния, принадлежит исключительно африканцам.
В 2015 году районные власти заказали дорогое и очень подробное социологическое исследование ситуации в Гёрлицер-парке этнологине и медиаторке Франциске Беккер. Ученая на протяжении нескольких месяцев в 2015 и 2016 годах проводила дни и ночи в парке, общаясь с дилерами, а потом снова вернулась сюда на несколько месяцев в 2020 году. Она составила подробную «политическую» карту парка, отметив на ней, какие части парка контролируются какими этническими группировками. В частности, на главной аллее парка, ведущей от Falckensteinstraße до Wiener Straße, торговлю ведут выходцы из Гамбии, Сенегала и Мали, нигерийцы контролируют пространство вдоль Wiener Straße, а на Görlitzer Straße стоят дилеры из Бенина, Габона и Нигера.
Несмотря на то что Беккер благодаря ее упорству и коммуникативным способностям удалось собрать уникальную информацию, а Гёрлицер-парк уже полгода не сходит с первых полос газет, ученая вовсе не избалована вниманием прессы — она с удовольствием выделила мне час своего времени и даже пригласила на кофе продолжить обсуждение. По ее информации, уже к 2015 году из парка были изгнаны последние выходцы из Северной Африки арабского происхождения и все оставшиеся в нем дилеры являются представителями Субсахарской Африки, лежащей южнее пустыни Сахары.
По данным Беккер, большинство африканцев в парке зарегистрированы в Италии и тем самым не имеют доступа ни к немецкому рынку труда, ни к системе социальной помощи. Для большинства из них берлинский парк — единственный способ быстро заработать деньги в Европе и отправить их своим семьям. Как можно себе представить, уровень образования дилеров также не слишком высок: большинство происходят из многодетных патриархальных семей, окончили только несколько классов и нередко с трудом умеют писать и читать.
В 2020 году вышел немецкий фильм «Александерплац» (современная экранизация романа Альфреда Дёблина) — романтизированная история жизни беженца из Африки, который становится дилером в Гёрлицер-парке. В фильме немецкий наркобарон с подчеркнуто старонемецким именем Райнхольд контролирует африканцев и заставляет их продавать наркотики. Фигура Райнхольда даже использовалась правыми блогерами, которые под слоганом «снова этот Райнхольд» издевались над неспособностью немецкой культуры говорить об этнической преступности без указания на немецкую вину.
Однако, по наблюдениям Франциски Беккер, оптовые поставщики наркотиков в парк действительно чаще всего являются этническими немцами или турками, а африканцы занимают ступени ниже — от совсем юных помощников, которым еще запрещено иметь дело с наркотиками, до уважаемых дилеров, которые обслуживают клиентов на дому за пределами парка.
Далеко не все выходцы из Африки, которые в определенный момент находятся в парке, работают дилерами: для африканского комьюнити в Берлине парк является своеобразным культурным центром под открытым небом, где можно поболтать с земляками и узнать последние новости. Контакты с местным населением также не ограничиваются только бизнесом: один из завсегдатаев парка по имени Беня (он никак не связан с миром наркотиков) рассказал мне о дилере, который много лет работал в одном из углов в парке и завел роман с жительницей района. «В него влюбилась красивая немецкая женщина. У них уже ребенок», — говорит он. Я интересуюсь, откуда он об этом знает. «Тут все на виду. Тут такая жизнь — все всё про всех знают», — объясняет Беня. «Но встретить любовь своей жизни шансов мало», — добавляет он задумчиво.
Несмотря на единичные любовные истории, парк остается небезопасным местом для женщин. Это подчеркивает и Франциска Беккер, которая отмечает манеру дилеров использовать сексуализированную лексику в попытке привлечь клиентов-женщин. «Тут как пионерлагерь, одни мальчики играют», — подтверждает Беня, уточняя, что есть «смелые девушки», которые ходят в парк. Определения этой «смелости» он не дает.
Не дать себя выжить из парка
В 2016 году медиаторка Франциска Беккер вместе с представителями инициатив обеспокоенных местных жителей разработала концепцию по превращению парка в место, где найдется место всем — жителям района, дилерам и потребителям наркотиков. По-настоящему революционным в ней был вывод — раз люди продолжают принимать наркотики, границы Германии открыты для потенциальных дилеров, а парк всемирно известен как место, где эти наркотики можно купить, то проблему даже на городском уровне уже не решить. Остается как-нибудь сделать так, чтобы торговля наркотиками не мешала парку существовать в качестве общественного городского пространства. «Торговлю наркотиками не удастся просто выдавить из парка. Мне кажется, что это и неправильная цель. Несколько лет назад полиция пыталась сделать это с помощью политики нулевой толерантности — не вышло. Главное — следить за тем, чтобы это место не превращалось в место ужаса и страха, и пытаться соблюдать баланс в использовании парка — чтобы одна группа не вытесняла другую», — говорит Франциска Беккер.
В результате совместной работы Беккер с неравнодушными жителями и при поддержке районных властей в 2016 году были созданы рабочие места паркового менеджера (им стал социальный педагог Ченгиз Демирчи) и так называемых парковых дежурных (Parkläufer). «Парковые дежурные» — социальные работники с широкими полномочиями — были набраны из африканцев различного происхождения, которые могли коммуницировать с дилерами на нескольких десятках языков. Их задачей было гасить конфликты неполицейскими методами и вообще способствовать умиротворению в парке. Сегодня Франциска Беккер считает «дежурных» удавшимся нововведением: по ее словам, статистика показывает, что они действительно уменьшили число конфликтов в парке. Что касается паркового менеджера, то он в 2019 году прославился на весь мир инициативой разграничить зоны для дилеров и для гуляющих по парку мам с детьми с помощью проведенных на земле линий розового цвета. Об этой инициативе написали все главные мировые СМИ — как о типичной иллюстрации специфически берлинского способа решения проблем. Франциска Беккер считает розовые линии «наивной идеей».
В последующие годы различным низовым инициативам удалось в значительной степени интегрировать дилеров в повседневную жизнь парка в относительно безопасной форме, а также вернуть в парк обычных отдыхающих. Среди удачных примеров Франциска Беккер называет футбольный турнир, в котором приняли участие несколько команд дилеров, и организацию в парке рождественского базара.
Однако, несмотря на некоторые успехи, районное начальство быстро охладело к инновационным мерам: отдельные удачные инициативы никто не координировал, у проектов появились проблемы с финансированием, а Франциска Беккер поссорилась с руководством района.
По словам Беккер, неравнодушных горожан нельзя винить в том, что они не смогли выдавить дилеров из парка, тем более что такой задачи перед ними и не ставилось. Гораздо важнее было то, что горожане продемонстрировали свое присутствие и вступили в борьбу за общественные пространства, не позволяя превратить их в Готэм-сити. «Речь не идет о том, чтобы разрешить конфликты, — повторяет Беккер. — Это общественные проблемы, они вообще не поддаются решению. Нужно только следить, чтобы они не вышли из берегов».
Историю о том, что конфликты в парке никогда не удастся решить, сложно продать политикам, поэтому у радикальных идей Беккер о совместном использовании парка дилерами и горожанами мало поклонников в сенате. На сентябрьском саммите на парк смотрели исключительно как на проблему. Беккер не остается в долгу и называет Гёрлицер-парк «местом, где политика демонстрирует свое бессилие» и «трагической задачей, от которой политики стремятся держаться подальше».
Зона нулевой толерантности
Полиция занимает в экосистеме парка подчеркнуто скромное место. Репортаж телеканала RBB о рейде полиции в парк производит довольно странное впечатление: полиция задерживает одного из дилеров, выясняет, что он не имеет права находиться в парке, и просто отвозит его за пределы парка, где отпускает. Затем сотрудники полиции без всякого успеха роются в кустах и мусорных баках в поисках закладок (дилеры не носят с собой наркотики, организуя на территории парка тысячи тайников). В конце концов полицейским с помощью внедренного агента удается доказать факт покупки небольшого количества наркотика, но максимум, что грозит и продавцу, и покупателю, — это штраф. Кажется, это довольно скромный результат для образцово-показательного рейда с участием телевидения.
Завсегдатай парка Беня утверждает, что полицейские особо и не стараются — по его словам, они ищут наркотики в мусорных баках только в определенном углу парка и никогда не выходят за его пределы. С этим соглашаются живущие возле парка Кай. «Ты видишь, что приезжает патрульная машина, и сразу думаешь: „О нет, всех дилеров распугали“ или „О да, всех дилеров распугали“. Но в любом случае буквально через полминуты [дилеры] к тебе уже подойдут и спросят: „Alles gut?“» — говорят они.
Такое ощущение, что и полицейские соблюдают предложенное Франциской Беккер сохранение статус-кво в парке и не хотят его менять. Полиция объясняет свою пассивность, с одной стороны, конфликтом с прокуратурой, которая исключительно в редких случаях выдает ордеры на арест дилеров, а с другой стороны — неработающей системой депортации иностранцев. Задерживаемые полицией в прошлом дилеры на следующий же день оказывались на свободе — это лишало полицейских какой-либо мотивации, и они почти прекратили задержания. Не нашли полицейские и способа бороться с системой тайников, в которых дилеры прячут запасы наркотиков, — поимка дилеров с большим количеством вещества на руках является очень редким событием.
Сильно ударила по полиции и так называемая политика нулевой толерантности к наркотикам, которая действовала в парке с 2015 по 2017 год. Тогда на территории парка на время отменили действие правила, согласно которому при обнаружении малого количества наркотиков дело не заводится из-за его незначительности. В этот период полиция заводила дело из-за любого обнаруженного джойнта, что легло тяжким грузом на и без того неповоротливую берлинскую юридическую систему. Было подсчитано, что конфискованный грамм марихуаны обходился берлинской полиции в 40 евро (при обычной для Гёрлицер-парка уличной цене в 10 евро). «Зона нулевой толерантности стала зоной нулевой эффективности. Стоимость работы полиции взлетела вверх, а меньше продавать в парке не стали», — отмечал тогда лидер берлинских «Зеленых» Вернер Граф. В 2017 году эту политику отменили: многие в полиции восприняли это как сигнал, что очень стараться в деле борьбы с наркотиками не следует.
Между тем именно безопасность нахождения в парке, которую должна обеспечивать полиция, и является главной его проблемой. Причем понять, насколько парк в реальности опасен или безопасен, не так просто. Исследовательница Франциска Беккер вообще говорит, что именно дилеры обеспечивали ее безопасность во время полевых исследований. В августе издание Tagesspiegel, ссылаясь на свой запрос в полицию, написало, что в период с 2021 по август 2023 года в этом парке были зарегистрированы примерно 4 тысячи преступлений — то есть примерно столько же, сколько в остальных берлинских парках вместе взятых. То есть на бумаге Гёрлицер-парк выглядит в разы опаснее, чем любой другой берлинский парк.
Медиакомпания RBB проанализировала эту статистику и выяснила, что подавляющее большинство этих преступлений составляют хранение наркотиков и нарушение иммиграционного законодательства — то есть те преступления, число которых непосредственно зависит от количества проверок, а проверки в Гёрлицер-парке, в отличие от всех остальных, проводятся в ежедневном режиме. Что касается сексуальных преступлений, то в 2022 году в Гёрлицер-парке их было зарегистрировано 7, примерно столько же (и даже чуть меньше), чем в других открытых ночью берлинских парках. В отчете Франциски Беккер приводится статистика по другим тяжелым преступлениям — их число в парке остается постоянным и относительно небольшим на протяжении последних 10 лет, ни о каком взрывном росте преступлений речи не идет.
О том, насколько в разговорах о безопасности парка переплелись реальные преступления и слухи, свидетельствует пример мэра Берлина Кая Вегнера, который в сентябре рассказал о том, что в Гёрлицер-парке дилеры подсадили 14-летнюю девочку на наркотики и заставили ее заниматься проституцией. Удивленная полиция выпустила специальное заявление, сообщив, что у нее нет никаких подтверждений ни этого конкретного случая, ни других фактов наличия в парке детской проституции. Несмотря на это, мэр не отказался от своих слов, заявив, что получил эту информацию лично от полиции. Это не осталось незамеченным оппозицией: депутат сената от «Зеленых» Василий Франко уже заявил, что берлинский мэр распространяет «фейк-ньюс».
Однако та же медиаторка Беккер признает, что в Берлине в 2020–2021 годах появилась новая проблема, которая может изменить ситуацию: распространение крэка. «Крэк сейчас самая большая проблема в Берлине. Это наркотик, который вызывает невероятную зависимость: новые дозы нужны так часто, что на их добычу уходит все время, в промежутках там нет места нормальной жизни. Он же приводит к агрессивному поведению», — отмечает она. Берлинская полиция отмечает рост числа преступлений, связанных с крэком, но насколько он отражается в статистике преступлений, пока не ясно. Несмотря на распространение крэка, Франциска Беккер не поддерживает планы властей по обнесению парка забором, прямо называя их «большой ошибкой». По ее словам, потребители крэка переместятся из парка в подъезды соседних домов — к ужасу их обитателей.
Игроки во фрисби
Говоря о парке, легко представить его большим наркопритоном с деревьями, но чем больше я занимаюсь этой темой, тем больше понимаю, что он — даже в этом виде, без ограды и фонарей — устроен гораздо сложнее, чем кажется, и забором его проблемы явно не решить. В этом тексте уже появлялся Беня, местный завсегдатай, с которым я познакомился, исследуя мир парка. Беня вырос в Волгограде, в девяностые уехал в Израиль, стал там программистом, потом переехал в Берлин, а в последние годы посвятил себя бюджетным путешествиям по миру (в Берлине эта биография не кажется экзотичной). Буквально пару лет назад я следил в фейсбуке за его путешествием по Африке на велосипеде — он посещал деревни, где никогда до этого не видели белых, и рыбачил с местными рыбаками. Когда я узнал, что Беня часто бывает в парке, я решил, что он дружит с африканскими дилерами, и попросил его о встрече в парке, чтобы он мне о них рассказал.
Оказалось, что моя догадка была ошибочной: он не дружил с дилерами и не принимал наркотики. Напротив, «самое опасное место в Берлине» было для него воплощением здорового образа жизни и нового смысла существования: в Гёрлицер-парке он несколько раз в неделю увлеченно играет во фрисби. «Лет шесть назад я брел зимой через парк. А тут были люди, и они разжигали костер. И они меня приняли», — туманно объяснил Беня свое появление в парке. Этих людей он тотчас же мне показал — трое мужчин, на вид им было лет 40–50, невероятно технично играли во фрисби, бросая зеленую тарелку над нашими головами. Я никогда не видел, чтобы кто-то так хорошо играл в эту игру.
«Тут такая жизнь. Разные прослойки населения. Свои герои. Главный герой — Эрберт, он уже лет двадцать каждый день играет во фрисби. Он — мастер. Про него говорят, что он тоже был наркоманом, а фрисби его спасло. Это его религия», — говорит Беня, показывая на стройного смуглого человека с седыми волосами, собранными в косу. По нему — как и по всем игрокам — было видно, что он проводит много времени на свежем воздухе и когда-то прошел в жизни через серьезные испытания.
Пока мы смотрим на то, как они играют, Беня рассказывает мне, как пару лет назад закопал в парке монетку в пятьдесят центов и теперь ждет, пока вырастет денежное дерево. Я не вполне уверен, что он шутит.
Когда игра подходит к концу, Беня провожает меня к выходу, показывая других постоянных обитателей парка: группу испанских жонглеров и архитектора-француза, строящего в разных уголках парка шалаши из веток. Беня мнется — кажется, он чувствует, что я чего-то не понимаю, но никак не может подобрать нужные слова, которые помогли бы мне почувствовать, как на самом деле устроен Гёрлицер-парк и в чем его смысл. «Это такое место, недооткрытое, — говорит он наконец. — Многие его боятся, потому что здесь бездомные, странные люди. Но это только то, что лежит на поверхности. Сюда непросто попасть, но некоторые осознанно делают такой выбор».
Я смотрю на Беню, а он смотрит на меня. Ему не нужен забор вокруг парка, и вряд ли он в курсе политических схваток вокруг него. Все, что ему нужно, в этом парке уже есть, и никто не сможет у него это забрать. Кажется, он имеет в виду, что этот парк не требует никакого вмешательства извне. Он уже идеален. Идеальный парк.